Фотограф и сапожник.

     В субботу с пивом и рыбой ездили к Эльке в Батайск. Где-то за полночь покинул самых стойких и ушёл спать в машину. Есть у меня такой бзик – не напрягать хозяев с ночлегом. Когда-то, намекая на бесконечных гостей, моя московская родня тётя Люся вздохнула: «За месяц тридцать комплектов перестирала». И я намотал себе на ещё не отросший ус. С тех пор так неловко чувствую, когда для меня застилают кровать. И при любом удобном случае прячусь в машине, на сеновале или стараюсь одетым замереть, сидя в кресле. 
     Окончательно проснулся, прислушиваясь к разговору. Двое на лавочке у соседних ворот бубнили что-то про рыбалку. Потом тема скакнула в сторону смысла жизни. На сентенции «для мужика главное – хорошая работа и хорошая жена» легка на помине одна такая явилась. «Давай, пошли. У нас ещё много дел». Мужик привычно возмутился: «Да я и не собирался пить. Просто сидим, разговариваем». Не сразу, а лишь дождавшись, когда жЁнский голос затихнет, дескать, и вовсе я её не боюсь, мужик костернул супружницу и побрёл делать много дел.
      После завтрака, который подали ближе к обеду, пошёл проведать своё депо. Там, распределившись после института, я 2.5 года проработал бригадиром. Не такой уж большой срок, но вспоминается. Да и «когда мы были молодые…»
      Депо мне снилось и не однажды. Всегда одинаково. Прихожу вроде бы в гости. Но кто-то шутит, дескать, говорили же тебе, что вернёшься. И чувствую: так и есть, вернулся. Наваливается безнадёга. Блин, да что ж я снова в эту кабалу?! Опять вскакивать в пять утра и на двух транспортах, да ещё и в другой город. Опять таскать промасленные шмотки, дышать копотью от соляры, мёрзнуть зимой, просыпать свою остановку, возвращаясь домой… Мрак.
      Шурик говорит, что так бывает накануне принятия важных решений. Ему снится армия. Эдакий дубль два. Шурик упирается: «Я ж уже отслужил! Мне уже дважды по 27!» А в ответ: «Ну и что? Послужишь ещё раз. Некому служить».
      Дал кругаля через угольный склад. Чтоб уж экскурсия в прошлое, так по полной программе. Горка, экипировка, мастерская художника, поворотный круг, веер… Ворота на секциях новые. Не те «дрова», в которые, пижоня, я  стучался автосцепкой тепловоза: «Сова, открывай!»
      Я только стучался. А некоторые, нафиг, выносили. Во вторую секцию как-то Интеграл на паровозе влетел. Прикол! В своё время душил нас «Материаловедением». Вредный был препод. И вот как судьба повернулась. Очутился подсобником в паровозном цеху. Да ещё и повеселил нас, проломив ворота. Хорошо, хоть лето было.
     А вот дверь в первую секцию всё так же лязгает самодельной ручкой. Ну, здравствуй, цех мой тепловозный.
     Проскочил в соседний заготовительный на звук токарного станка. Вдруг это Жорик? Нет, таких не знаю. Вернулся. И сразу знакомое лицо. Виктор Сергеич. Мастер смены. И, между прочим, автор моего ника. А дело было так. Однажды Виктор Сергеич прикололся обратиться ко мне по имени-отчеству. Вспоминить, что я Анатольевич, мастаку было недосуг. Ну он и взял «с потолка»: «Олег Петрович». Игорь (кстати, тоже Анатольевич) заржал. Ненадолго прилипло. Вот в память о том и о тех…
     Сомневаясь, что меня узнали, начал издалека:
- А это у нас Виктор Сергеич...
- Что?
- Говорю, здрасьте, Виктор Сергеич. Я Олег,  который двадцать лет назад был у вас бригадиром.
- Ну что ж я не узнаю что ли? Фотограф. (Да он никами так и сыплет!)
- А в другой смене Игорь работал. Мы с ним вместе после РИИЖТа…
- Да помню я, помню. Сапожник.
- О как! Фотограф… Сапожник…
- Так мы ж помним, куда вы от нас уходили.
    Аааа, дошло. Я ж увольнялся немножко скандально. Отпускать не хотели. Не потому, что нужный кадр. Из вредности. После института положено было три года отработать. А во мне вдруг прорезалось: хочу быть фотографом. Причём, именно в НИИ. (Нормально. Закончить железнодорожный институт, чтобы познать своё предназначение.) Тут и место нашлось. НИИТМ. Стенка в стенку с моей школой. А мне «до звонка» ещё пол года. Ну и завертелось. С прошением из НИИТМа пошёл к заму по кадрам, потом к начальнику депо, потом на ковёр в Управление дороги. Там не сразу, но таки услышал заветное: «Чтоб я вас больше не видел!» Торжественно пообещал и рванул устраиваться. А Игорь, доработав положенное, ушёл в кооператив, где шили многое, но в основном обувь. Так что всё правильно. Фотограф и сапожник.
    Присели. И только Сергеич начал вырисовывать безрадостную картину, как наступил обеденный перерыв. Перерыв теперь не 45 минут, а целый час. Помню, как из-за каких-то пяти минут приходилось раз, а то и два раза в месяц выходить на работу дополнительно. График в депо такой: два дня - с семи утра до семи вечера, два дня – выходной. Перерываться положено было на 45 минут. Но тогда что-то не складывалось по нормативу рабочих часов. Ну и с согласия начальства обходились 40 минутами. Потом соседи - вагонники, в чьём депо уже применялась отработка, нам якобы позавидовали, куда-то настучали и готово дело. Так ли всё случилось, или нам повесили лапшу на уши, но минимум раз в месяц приходилось выходить в паре с другой сменой, лишаясь выходного.
    Виктор Сергеич предпочёл разговорам домино. Безрадостную картину заканчивал Юрик Галкин – ещё один аксакал из тех, что меня помнят. Вот он какую-то чекуху машинисту заполняет. Стол с процарапанной на крышке шахматной доской помнит времена, когда шашки в перерыв составляли серьёзную конкуренцию домино. Да. Рубились от души. За этим столом когда-то и я выводил в журналах: «Произведено ТО 3… Ремонт ГМР…» С тепловоза слезал покурить Дядька. Подходил и наставлял под руку: «Нажимай на карандаш». Ну, в смысле, пиши больше ремонта, чтоб была хорошая зарплата. Нет больше Дядьки… Как же его завали? Николаем?
   Послушать бы Юрика моей маме. Да и Игорь недавно по телефону заикнулся, дескать, нужно было из депо не уходить. Сейчас бы уже были…
   Не исключено, что и были бы… Но всё тот же Сергеич – а уж он и делу предан, и не подставил депо, получив серьёзнейшую травму на рабочем месте – за 20 лет не вырос ну хотя бы до старшего мастера. Назначили на несколько месяцев. Но как назначили, так и понизили. Текучка кадров огромная. С запчастями было «никак» ещё в мою бытность. Придёт новый тепловоз из Чехословакии, с ним пара ящиков запчастей. Всё. Дальше крутитесь сами. Здание депо – бывшие паровозные мастерские. Некоторые из стёкол подрагивали ещё от «Боже, царя храни».
    Три зимы работали без отопления! Три! Представьте себе цех, куда помещаются четыре тепловоза. Даже когда калориферы дули, и то зимой пар изо рта. Ворота откроешь, пока тепловоз загонишь, уже всю «хату» выстудишь. А если и в цеху, и «за бортом» всё те же минус тридцать… И тебе ж не на коньках кататься. Кстати за это геройство платят максимум 10 тысяч… Столько «огребают» только слесари пятого разряда. Остальные рады семи-восьми тысячам рублей на руки.
     Понимаю, когда просят «затянуть пояса» на год-другой. Но за двадцать-то лет могло бы стать хотя бы не хуже?! Сейчас деповскими обсуждается очередной манок: «Вот как разделят эксплуатацию и ремонт…» Дескать, ремонт, как нечто затратное всегда сидел на шею эксплуатационников. Но, извините, много те заработают на неисправных локомотивах?
    А я застал «белорусский метод». Суть – сократить часть работников с тем, чтобы их зарплату поделить на остальных. Сократили. Работы прибавилось, но не денег. Нет, прибавилось, конечно, и денег. Кому-то 8 рублей, а кому целых 12.
    Короче, правильно я сделал, что в своё время сбежал отсюда без оглядки.
                                                                                                                                                                                                                              апрель 2008г..