По дороге в большой секс.

      «Из чего же, из чего же, из чего же…» Да, как и любой мальчишка. На субботниках косился под юбки одноклассниц. (А чё они в коротком на подоконник?) «Фантазировал» под одеялом, как буду раздевать Маринку. (Одёжку за одёжкой… Начиная с шубки.) Трижды ходил на «Сказ о том, как царь Пётр арапа женил». (Могли бы и подольше невесту купать.) Наглел, протискивая руку в её джинсы. (Бред. Так, значит, можно, а расстегнуть нельзя.) Дальше – больше. Ну, так потихоньку и дошёл J.
        Все женские имена (кроме Ольги Зарубиной) на всякий случай изменены.

                      Первая ролевая.
    На море меня возили бабушка Шура с дедушкой Лёней. Всегда в Лоо. Однажды, кажется, или в Анапу, или в Вардане. Но я тогда совсем маленький был. Не помню.
    Однажды компанию нам составила бабушка Вера с внуком. Приятельница из соседнего дома. Точь из такой же квартиры - подъезд, этаж… Только у них изолированная, а у нас коммуналка. Бабушка Вера изредка заходила поздравить с праздником или перекинуться в картишки. Сухонькая, с подкрашенными синькой седыми кучеряшками. Помню её на кухне, дымящей «Беломором». Привычка с войны. Она медсестрой была на фронте. А потом, кажется, в тюрьме.
    Один жуткий случай рассказывала. Нашли труп заключённого. Вскрытие ничего не дало. Здоровый, как бык. На другой день она ему зачем-то волосы раздвинула. А в затылке шляпка от здоровенного гвоздя. «Вот такого!» Стоп. А нафига я вам это рассказываю?
     Ага. Поселили нас всех в одной комнате. Однажды приходим с моря. Взрослые во дворе задержались. А мы с Серёжкой поднялись наверх. Из соседней комнаты выходит девчонка. Трусы, майка, сандалии. С виду ровесница. Сколько ж мне тогда было? Пять? Шесть? Шесть с половиной?
    Только, значит, познакомились: ты откуда - мы оттуда, как девчонка: «А давайте в доктора играть? Я могу трусы снять». Без лишних разговоров вжик и перед нами уже бледнеет голая попа. «Давайте, делайте укол».
     Мы с Серёжкой переглянулись. Дескать, ишь, скорая выискалась. Делать назначения, не глянув анализы – верх беспечности. Да ни один нормальный врач… Как минимум, пациента сначала нужно осмотреть. Блин, а зря я на врача не пошёл учиться. Потом бы пыжился: «Слышь, да я лет с семи практикую!»
      И тут – вот же облом – заслышались шаги. Трусы моментально вернулись на место. В комнату вошли родители девчонки. «Чем занимаетесь?»
      Как же я ждал следующий день. Но назавтра девчонка уехала.

               Первый чулочек.
      «Я садовником родился. Не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели, кроме…» Наташка упорно выбирала мой тюльпан. И мне, как человеку порядочному, пришлось зациклиться на её розе.
- Ой!
- Что с тобой?
- Влюблён.
- В кого?
- В розу.
- Ой!
     Фактически мы играли вдвоём. И только спохватившись, что компания развалится, нехотя давали поиграть остальным. Не то чтобы я был без ума от Наташки. Просто льстило девчачье внимание. К тому же «роза» была на два года меня старше. Что ещё больше тешило самолюбие. Потому и прокатившееся по двору «тили-тесто» я воспринимал, скорее, как высокую оценку.
      Видимо, стесняясь слов, Наташка написала мне две любовные записки. Вручала в подъезде, на своей лестничной площадке. Позовёт с загадочным видом: «Пойдём». А там поднимет (ой, кокетка!) край юбочки и достаёт из коричневого хэбэшного чулочка: «На, читай».
      Через неделю наша «любовь» как-то незаметно растаяла.

                    Первый презерватив.
    Идём как-то я, Женька и Сашка Чумаков. Жека в нашем дворе самым маленьким из пацанов был. А Чумак – он из соседнего дома – совсем другое дело. И на пару лет постарше остальных, и репутация у него была хулиганская. Не в наших краях, а где-то на стороне. Короче, Чумак казался мне почти взрослым.
     Спускались по 1-й Конной, мимо садика. Вдруг Женька цап что-то с асфальта. Сашка начал его уламывать: «Отдай. Ты же всё равно раскатаешь и выбросишь. Зачем тебе? Ну отдай». Я ещё удивился: Чумак и вдруг уговаривает. Уж у Жеки-то мог просто взять и отобрать.
     Но Женька не поддался. И всё случилось, как и было предсказано: раскатал, стал надувать, «шарик» и лопнул. Это ж не нынешний латекс, который ведро воды выдержит. Баковский завод резиновых изделий. Две копейки штука.
     Классе в седьмом кто-то сказал, что презики запросто лежат на витрине в аптеке. Проверять пошли целым кагалом. Таки да! Рядом с бинтами, пипетками и спринцовками. А на ценнике без всякого стеснения: «ПРЕЗЕРВАТИВ»! Просто не верилось, такая секретная вещь… Более того, рядом лежали эдакие «эспандеры с донышком» под названием «презерватив женский». Так они ещё и женскими бывают?! Ну просто день открытий.
     Дайте, опять по-горбачёвски съеду с темы. Как самые рослые в шестом «В», мы с Ленкой Воробьёвой сидели на задней парте. Её родители были метеорологами. Однажды Ленка принесла кусман резины от метеозонда. (На нём в небо поднимают всякие приборы для наблюдений.) Пока Ленка не объяснила, я думал, что это какой-то слонячий презерватив порвался. Резина белёсая такая.
      Большим озорником я не был. Но тут додумался. Растянули с Ленкой треугольный «батут». Второй рукой оттянул центр книзу. Плюнул в ямку. И «на кого бог пошлёт»…
      Богу чем-то не угодила наша отличница Галка Островская. Та, не долго думая, вскочила: «Людмила Прокофьевна, мне кто-то на дневник плюнул!».
       Географичка явно не хотела ни отвлекаться, ни разбираться. Но как-никак отличницу обидели. После третьего вялого «ну и кто это сделал?» я нашёл мужество встать. Людмила Прокофьевна прикинула расстояние между нашими партами и попросила не заниматься клоунадой. Мол, даже самый олимпийский чемпион не сможет переплюнуть разом четыре парты. Я, почувствовав, что страшной кары не последует, настаивал, не вдаваясь в технические подробности. Училка уговорилась: «Ладно, тогда вытри». Соучастница Ленка дала мне платок. И урок продолжился.
      Ааа. Вот ещё. Однажды пришёл к Сашке Рыбникову в гости. А он открывает шифоньер и из-за стопы постельного достаёт газетный свёрток: «Смотри, что нашёл». Разворачивает, а там с полсотни этих самых изделий Баковского завода. Фигасе!

                Первая голая женщина.
     Чего только ни перебывало в полуподвале одного из домов Артурчикова двора. Домоуправление, общага, сельмашевская гостиница... Стоим мы как-то с пацанами. Так, безо всякого. Рядом узкое окошко распахнутое настежь. Потом-то мы догадались, что это предбанник. Ну комнатушка перед душевой. А тогда, фиг его, ну окно и окно.
     И вдруг в ту комнатушку входит девушка. Не тётя - девушка. Красивенная такая. И совсем-совсем голая! Мама дорогая! Первый раз в жизни! И всего-то метрах в трёх! Общий столбняк. А прелестница, надо отдать ей должное, ничуть не смутилась. Улыбнулась нам, неспешно прошла через комнатушку и даже дверь за собой закрыла не сразу.
     Надо ли говорить, с какой надеждой потом, проходя мимо, мы поглядывали на это окно. Но больше нам, увы, так и не обломилось.

                Первая эротическая литература.
    Сидим как-то мы с Рыбой во дворе. Возле подъезда у нас такой столик был с лавочками. По типу доминошного. Подходит Наташка. Ну та, которая моей «розой» была. Только со времён «садовника» мы уже порядком подросли. Кладёт на стол двухкопеечную школьную тетрадка в зелёной обложке. Нам с Сашкой естественно интересно. Ну не принято у нас было гулять с тетрадками. А Наташку, похоже, распирает поделиться, но интригует: «Вам ещё рано такое».
     Ломалась недолго. «Ладно, читайте. Только никому!» Открываем. Рассказ назывался «Анка». Аккуратным Наташкиным почерком исписаны все 12 листов. По теперешним меркам про такое можно хоть в школьные учебники. Ну влюбилась девка. А парень постарше. Ему уже хочется. А ей ещё больше. Но она ж знает: до свадьбы нельзя. А какая свадьба, когда тебе только шестнадцать? Да и парень как бы насчёт перспектив не заикается.
     И всё же «хочу» берёт своё. Кульминация. Как сейчас помню: «красные шёлковые Анкины трусы, не выдержав, затрещали…» Единственная эротическая фраза на весь рассказ. Дальше всё скомкано и  абсолютно без подробностей. Ну что-то про гордость в душе, дескать, я теперь женщина! Абзац и конец. Но я так живо представил налитую Анкину попку в уставшем сопротивляться красном шёлке…
      Мы сидели с физиономиями краснее Анкиных трусов. Наташка закрыла тетрадку и с чувством полного превосходства ухмыльнулась: «Я ж говорила, рано вам ещё такое». Но тут же сжалилась: «Ладно, если хотите, могу дать переписать».

               Первый эротический сон.
      Светка была не в моём вкусе. Стриженая «под горшок», то носится чумазой, то ободранная коленка никак не заживёт. Про гардероб вообще молчу. Короче, пацанка. Не в пример, Тане или Лене. Те были словно с картинки. Правда, очень вреднючие.
      Как-то Наташка позавидовала, дескать, знаем-знаем мы Светкину популярность у старших пацанов. Те за забором построили из веток и досок халабуду. Напекли в костре картошки. А Светка им чай подавала. И ещё потом кое-что было. Типа вот какая аморальная особа.
     «Кое-что» по нынешним меркам было ерундовским. Но моё детское воображение так распалилось, что Светка пришла ко мне в первом эротическом сне.
      Она стояла в сумраке подъезда, перед своей дверью. И задрав подол показывала… такой же, как и у меня «карандашик»! Ну не совсем такой же. Посмуглее, и чуть побольше. (Понятное дело, она ж была на два года старше.)
     Своего шанса «стать мужчиной» я не упустил. Светка прижалась спиной к столбу… Знаете, раньше провода на таких висели. Бревно, прикрученное проволокой к ходулям из рельсов. Растрескавшееся от времени, со следами кошек электромонтёров... Мы приспособили его для игры в жмуркА (так на нашем языке назывались прятки). Вообще-то у нас был один кон под окнами Маринки. Жирно намалёванный мелом прямоугольник с буквами К О Н. Но неизвестно почему вдруг стали жмуриться в столб. Наверное, бабки нас из под окон выжили.
      Ну так вот. Светка, раскинув руки, опиралась спиной о столб. Мы тыкались «карандашиком» в «карандашик». И было нам очень хорошо.
      Вообще-то, к тому времени я уже был в курсе, что у девочек не «карандашики», а «дырочки». И со Светкой явно что-то не в порядке. Но как именно ЭТО САМОЕ происходит между мужчиной и женщиной, не представлял. (Вот же тугодум.) И вдруг следующим днём на меня снизошло. Так вот с чем ассоциировал ослик Иа, улыбаясь: «И входит! И выходит! Замечательно входит!» Какой теоретически полезный сон вышел.
      До всего, ну до всего по части секса приходилось доходить самому. Не пойдёшь же к маме уточнять, где именно находится клитор. А к папе за поддержкой: «Пап, Серёжка говорит, что от онанизма на ладонях волосы вырастут. Врёт?» Верить на слово более сообразительным пацанам как-то не хотелось. Прислушивался конечно, но через некоторое время, по сути, «изобретая велосипед», делал собственные открытия. Так я догадался, зачем «греческая смоковница», стоя на коленях перед мужиком, расстёгивает ему ширинку. Отчего постанывает знойная Donna Summer. И ещё о многом таком-сяком.

             Первое "можно". 
    Она самая красивая! Высокая, длинные каштановые волосы. (Прямые, как я люблю.) И так взросло выглядит. Наденет каблуки, джинсы старшей сестры, распустит волосы, накрасится – ни за что не догадаешься, что девчонке всего тринадцать. Уверен, наши пацаны мне завидуют. И взрослые тоже льстят: «Такая пара!»
    Артурчик с Любой ушли в его комнату, оставив нас на диване. Тусклый свет бра. Громко бумкают басами колонки. Боярский и Зарубина недоумевают: «Так не должно быть!..» Мы целуемся.
    Вообще-то странно. Она вовсе не паинька. Своя среди фулюганов, тайком покуривает. За что я читаю ей нотации. Но ничего вольнее мне не позволяется. Второй год только и целуемся.
   Но сегодня, похоже, мой день. Одна пуговка, другая… А никто и не против. Вот уже блузка распахнута. И как у них эти бюстики расстёгиваются? Есть.
    Она так снисходительно улыбается. Словно не я на полтора года старше, а она меня на десять. Робко спрашиваю: «Можно?» Ей смешно: «Можно».
    Голова кругом. Можно! Нет, только не руками. Они такие нежные. И я осторожно ловлю их губами. Тёплые. 

          Раз лопух.
            Жанка казалась мне взрослей других девчонок в отряде. Нет, не формами. С этим как раз всё было наоборот. Иные к девятому классу уже ого-го-го какие! А Жанка… Высокая – это да. В остальном же…  Но чувствовался в ней какой-то жизненный опыт. Словно она знает, что будет дальше. И потому я долго не решался её кадрить. Боялся, что усмехнётся, дескать, ну вот, и ты туда же.
       А было что терять. Жанка явно меня выделяла. Во всяком случае, других пацанов по заднице она не лупила. С удовольствием, наотмашь, жёсткой ладошкой. Было больно, но я снисходительно терпел. Жанке можно. Мы ж дружбаны. Ну да, именно так я хотел выглядеть, когда мы бесились. Точнее, бесилась Жанка. А я помогал и прикрывал, если вдруг находились особо недовольные.
        Как самых рослых нас поставили первой парой в строю. Пары, строй… - диковато для старшеклассников. Но ничего не попишешь. Реалии пионерского лагеря. Наш с Жанкой персональный протест выражался в распевании «про Чебурашку» или «ой, мороз, мороз». Типа «запевала, ну-ка звонко нашу песню запевай!». А ещё мы любили внезапно остановиться. И тогда вся колонна влипали в нас, как вагоны в тормознувший паровоз. А ещё можно толкать тех, до кого руки дотянутся. Короче, для бодрой жизнерадостной Жанки всегда находилось, чем заняться в пешем строю.
         Мне долго удавалось прикидываться бесполым другом. После отбоя Жанка выходила покурить на балкон. А я скользнув равнодушным взглядом по её тоненькой ночнушке, выслушивал какие-то проблемы, давал какие-то советы. И непременно парил на тему «курить – здоровью вредить», Ну должен же друг заботиться о здоровье друга.
         Но однажды – чай, не железный – я притянул к себе Жанку. Та торжествующе улыбнулась. (Ясный перец - она ж знала всё наперёд.) И мягко отстранила меня. Но не сразу. Как бы дав понять: будет, парень, будет ещё и на твоей улице праздник. Кокетливо царапнула воздух «кошачьей лапкой». И скользнула за дверь.
         Праздник на моей улице случился уже через два дня. Отряд повели купаться. Жанка споткнулась и дохромав до берега, показала мне босоножку: «Сможешь починить?» Из перекосившегося каблука выглядывали несколько гвоздиков. По ходу их уже не раз забивали. Я мог бы взять первый попавшийся кирпич, но сказал: «Пошли в корпус. Там есть молоток». Жанка улыбнулась: «Пошли».
        Это было, как пароль и правильный отзыв. Как, наверное, и каблук был лишь поводом. После первого же удара Жанка отобрала у меня молоток и привычно вправила каблуку «вывих». «Заходи» - распахнула она дверь девчачьей комнаты. Тут-то я и лопухнулся: «Нет, пошли к нам». Препирались недолго, я победил.
        Сели на стопку матрасов. Пуговки джинсовой рубашки - фррррр. Лишь дотронулся до застёжки – лифчик обвис. Показались тщедушные Жанкины сисечки. Я в замешательстве. Ну не ожидал, что будет так просто. Голова кругом. Неужели сейчас и шортики?!.. Тяну змейку. Да!
        И тут вламываются пацаны. Серый забыл полотенце. Вовка пошёл за компанию. Мы уходим под их завистливое «ооооо!» И всё. Какой же я лопух!!! Жанкина комната вернулась только через час.
        В оставшиеся несколько дней ничего не случилось. Я уехал из лагеря, не дожидаясь конца смены. Куда-то с родителями рванули в их отпуск. Жанки больше никогда не видел. Да и не искал. Ближе к Новому году Юрка Казак, каким-то боком знавший Жанку, передал от неё привет. «Скажи ему, что он дурак».
 

      Потом я узнаю, что по науке это дело зовётся петтингом. И он не лучшим образом аукнется в нормальной половой жизни. Но её мама пообещала: «Убью!» Нет, не меня. Я-то как раз Ольги Борисовны не боялся. Просто уважал материнское право на предрассудки. Вот и нашли компромисс. Знала бы мама Оля, чем мы занимаемся… Но наша подпольная организация серьёзных провалов так и не допустила.
     Кстати, молодёжь, вам на заметку. Если её мама вернулась раньше времени и, не сумев отпереть дверь, в панике не отпускает кнопку звонка, делайте так. Экономя секунды, в четыре руки одевайте молодого человека. Он идёт открывать, а девушка сгребает одёжку и бежит принимать душ. Мама: «Аааа!!! Бээээ!! Ёклмн!!! Где Машка?!!! Вы ей: «В ванной. Пойду, говорит, ополоснусь. А то июнь нынче такой жаркий. Чистюля она у Вас, Ольга Борисовна».
      Конечно, у вас будет «морда к-к-красная такая» (у меня так непременно была) и правый тапочек на левой ноге. А мама – не дура, догадывается, какую книжку вы из-под кровати доставали. Но масштабов грехопадения оценить не сможет. Уже легче. Так что заранее озаботьтесь экипировкой молодого человека. Минимум застёжек. И не уподобляйтесь героям-любовникам из французских комедий, раздевающимся «на все четыре стороны». Вдруг «рота подъём!!!»?
      Через много лет я просвещусь: мужское и женское «хочу» развиваются навстречу друг другу, совпадая пиками где-то в 26. А в 16 гиперозабоченные мальчишки достают своих пока ещё равнодушных к сексу подруг. Узнаю и словно ошпарит: неужели это только мне было нужно?! Когда стоило остаться наедине… А попрощаться, так и часа мало. Уже дверь открыта. Но поцелуешь, сожмёшь её попку - хоть снова на диван. До сих пор переживаю: неужели всё это она только ради меня?!

2010г..